17 июля 1944 года москвичи стали свидетелями необыкновенного зрелища – шествия растянувшейся на километры процессии из немецких военнопленных. Колоннами по Садовому кольцу и другим улицам столицы прошли 57 тыс. 600 немецких солдат и офицеров, захваченных в плен войсками 1-го, 2-го и 3-го Белорусского фронтов.

Немецкие военнопленные на площади Курского вокзала.

За «Парадом побежденных» наблюдали десятки тысяч жителей Москвы. Марш произвел на них сильное впечатление. Он зафиксирован во множестве документов: воспоминаний, дневников, писем, художественных произведений, написанных по свежим следам газетных корреспонденций.

Приведу отрывок из воспоминаний прозаика, журналиста, военного корреспондента Бориса Полевого:

«Мы помним грязные, лживые листовки, которые летом 1941 года вперемешку с бомбами сбрасывали над столицей немецкие самолеты. В них немцы бахвалились, что «в ближайшие дни» устроят парад гитлеровских войск в Москве. Мы помним наглые немецкие передачи о том, что их офицеры уже видят в бинокли дворцы и улицы столицы. Мы вспомнили это еще раз, когда московские улицы были залиты сплошным потоком немецких пленных.

Это были пленные последних дней. Это была только часть пленных, взятых во время боев в Белоруссии. Но и они могли бы составить население целого, и не маленького, немецкого города. Они шли широкими шеренгами по 20 человек. Шеренга за шеренгой сплошным непрерывным потоком. И когда голова этого потока повертывала на площади Маяковского, хвост еще продолжал развертываться на Ленинградском шоссе.

Впереди шли генералы. (…) На московских улицах «покорители Европы» выглядели очень неважно. Генералы гитлеровских кровавых банд, они никогда не имели воинской чести, и им нечего было терять. Палачи народов оккупированных территорий, они, вероятно, даже приблизительно не знали, что такое совесть. Но даже им, этим гитлеровским зубрам, было явно не по себе, когда они проходили сквозь строй молчаливых, гневных, ненавидящих взглядов москвичей, стоявших бесконечными сплошными шеренгами на тротуарах.

Медленно и тяжело, глядя себе под ноги и не смея поднимать глаз, идет грузный, угловатый генерал-майор Гаман, комендант и главный палач города Бобруйска, прославившийся до этого своими кровавыми «подвигами» в Орле. Он ни разу не поднял своего взгляда. Рядом с ним в орденах, в островерхой фуражке шел огромный, плечистый генерал-майор Эрмансдорф. Он все время боязливо озирался, и, когда в толпе слышался свист или какая-нибудь женщина, не сдержавшись, выкрикивала проклятия, он вздрагивал и втягивал голову в плечи. Низенький, толстый, краснолицый генерал-майор Михаэлис, человек, славившийся своей жестокостью даже в собственных войсках, все время вытирал пот со своей остриженной бобриком головы и заискивающе, угодливо улыбался. Эти заискивающие улыбки были противнее и гаже, чем откровенно ненавидящие взгляды сухого, поджарого генерал-лейтенанта Траута, напоминавшего по ухваткам хорька, попавшего в капкан.

За генералами шли колонны офицеров. Огромные сплошные колонны. Грязные, оборванные, небритые и немытые, они напоминали скорее скопище бродяг, нежели офицеров регулярной армии. Им оставили их мундиры, их знаки различия, их ордена. Но и все это не делало их похожими на офицеров. Что же говорить о солдатах, потерявших в дни драпа по Белоруссии всякий человеческий облик?

– Довоевались, – иронически слышалось из толпы.

Сотни, тысячи москвичей стояли на тротуарах, на балконах, в карнизах окон, в трамваях и троллейбусах и даже на крышах трамваев и троллейбусов, наблюдая прохождение пленных. Они молча смотрели на это бесконечное шествие убийц, бандитов, грабителей, насильников и жуликов. Москвичи были исключительно дисциплинированны. Взгляды их были полны ненависти, которая, как казалось, могла испепелить, но лишь изредка слышались в толпе выкрики.

На углу площади Маяковского из толпы вырвалась высокая, худая женщина с загорелым, морщинистым лицом. Она рванулась к офицерской колонне.

– Убийцы! Убийцы проклятые! – закричала она. Десятки рук остановили ее. Это была ткачиха (…) Елена Волоскова. Немцы убили у нее в Смоленске всю семью: сына, невестку и троих внучат.

– Тише, тише, мамаша. Где надо, с них за все спросят – и за внучат твоих, и за хозяйство мое порушенное, и за сына убитого, и за дочь Тосю, что они к себе в Германию угнали, за все ответят,– успокаивал ее высокий седой старик Семен Холмогоров, крестьянин Клинского района.

Одна из колонн повернула на Крымский мост. Путь ее лежал мимо выставки трофейного вооружения. Шепот прошел по колоннам пленных. Пленный враг встретился со своей, тоже плененной, техникой. На Крымском мосту Герой Советского Союза старший лейтенант Власенко поднял высоко над головой своего сына Женю.

– Смотри, сыночек, смотри и не забывай. Только в таком вот виде могут враги попадать в нашу столицу». (Борис Полевой, очерк «Они увидели Москву», газета «Правда», №172 от 19 июля 1944 года).

Осенью 1941 года руководство нацистской Германии во всеуслышание заявило, что готовит парад по случаю взятия Москвы, который пройдет на Красной площади. Неизвестно, какое количество войск планировалось к участию в этом «торжественном марше» и какими были остальные детали события, но известно, что принимать парад намеревался сам фюрер.

17 июля 1944 года более 120 тысяч москвичей и гостей столицы могли наблюдать за тем, как под конвоем военных и бойцов войск НКВД по московским улицам и Садовому кольцу идут запыленные колонны в германской полевой форме. Без малого 58 тысяч немецких солдат и офицеров выполнили обещание своего главнокомандующего – но совсем не так, как это планировалось.

Колонна немецких военнопленных проходит через площадь Белорусского вокзала.

Точно неизвестно, когда именно возникла и оформилась идея операции «Большой вальс», как официально называлось прохождение по Москве многотысячной группировки пленных немцев. Считается, что инициатором марша был Сталин. На это косвенно указывает и название операции – «Большой вальс». Эта голливудская музыкальная мелодрама о жизни Иоганна Штрауса была одной из его любимых кинолент. Выпущенная в советский прокат 23 июня 1940 года картина пользовалась огромной популярностью. Возможно, что название для операции выбрал и хорошо знавший Сталина и его вкусы глава НКВД Лаврентий Берия.

Среди причин, которые побудили руководство СССР решиться на такую акцию, называется стремление доказать союзникам, выражавшим сомнения в грандиозном успехе летнего наступления Красной Армии в Белоруссии, что их недоверие необоснованно. Основные силы вермахта были сосредоточены на Восточном фронте, и демонстрация колоссального числа пленных немецких солдат должна была доказать, насколько успешно развивается советское наступление.

Конвоирование пленных по Москве имело и огромное идеологическое значение: акция демонстрировала всему Советскому Союзу абсолютную уверенность в окончательном перехвате стратегической инициативы и превращении войны за освобождение страны в войну за полное уничтожение противника.

Из воспоминаний о «Параде побежденных» писателя Юрия Мамлеева:

«Сегодня по Москве вели 57 600 пленных немцев и в том числе несколько генералов. Было специальное предупреждение милиции с указанием необходимости воздержаться от каких-либо эксцессов. Их таки и не было, но народу было масса, бежали толпы мальчишек. Многие ездили специально смотреть на это действительно довольно занятное зрелище», – описывает произошедшее советский инженер и дайарист Сергей Юров.

Менее сдержан актер и режиссер Николай Мордвинов, также ставший свидетелем этого причудливого шествия:

«Сегодня мимо нашего дома провели тысяч десять пленных немцев… Рослые все, черти… сильные, но грязные, оборванные и даже без обуви некоторые…

Ненависть, смешанная с жалостью…

Противная славянская мягкость…

Хотелось бросить буханку хлеба… «На, жри…».

Во главе немецкой колонны пленных шли 19 генералов вермахта, плененных в ходе операции «Багратион».

В качестве участников «Парада побежденных» были выбраны немецкие военнопленные, захваченные в ходе операции «Багратион», ставшей крупнейшим поражением в немецкой военной истории, приведя к освобождению Белоруссии, части Прибалтики и Восточной Польши, срочной переброске резервов и частей вермахта с других участков Восточного фронта и из Западной Европы с последующим ослаблением позиций немцев на них. Потери немцев, по разным оценкам, составили от 400 до 500 тысяч человек, причем большая их часть погибла или попала в плен. Попали в плен, погибли или покончили самоубийством более 30 генералов группы армий «Центр».

Подготовка к операции «Большой вальс» шла в полной секретности. Ни сотрудники госбезопасности, сопровождавшие шедшие из Белоруссии эшелоны с пленными, ни москвичи, ни тем более сами военнопленные даже не догадывались о подготовке «парада». По воспоминаниям бывших участников «Парада побежденных», в эшелонах, куда их грузили для отправки на восток, ходили слухи о том, что эта дорога может закончиться массовым показательным расстрелом.

С 14 июля эшелоны с пленными начали прибывать в столицу. Немцев размещали на московском ипподроме, стадионе «Динамо» и Ходынском поле: поблизости от станций «Белорусская-товарная» и «Беговая» Белорусской железной дороги, по которой перемещали военнопленных. К концу дня 16 июля все участники марша — 25 эшелонов — были собраны.

В 7:00 17 июля по московскому радио было передано официальное сообщение начальника столичной милиции, предупреждавшего москвичей о предстоящей акции. В нем, в частности, говорилось, что «17 июля через Москву будет проконвоирована направляемая в лагеря для военнопленных часть немецких военнопленных рядового и офицерского состава в количестве 57 600 человек из числа захваченных за последнее время войсками Красной Армии 1-го, 2-го и 3-го Белорусского фронтов» и что в связи с этим с 11:00 движение транспорта и пешеходов по маршрутам следования военнопленных будет ограничено. Кроме того, москвичей предупредили, что все обязаны «соблюдать установленный милицией порядок и не допускать каких-либо выходок по отношению к военнопленным». Это требование было строжайшим условием, которое выдвинул организаторам «Большого вальса» сам Сталин. Демонстрация успехов Красной Армии не должна была вылиться в массовый самосуд.

Никаких серьезных эксцессов по ходу шествия не произошло. Кто-то попытался метать в пленных камнями, но таких быстро призвали к порядку конвойные; им же пришлось отражать и несколько попыток нападения на немцев.

За пленными следовали поливальные машины, символически отмывая землю от «гитлеровской нечисти».

Из статьи писателя, драматурга, журналиста Льва Славина «57 640 пленных немцев»:

«Постепенно толпа зрителей редеет.

– Что их, чертей, смотреть, надоело, пошли домой, – говорит девушка подруге. (…)

А по мостовой все течет и течет, не кончаясь, пленное немецкое войско, подымает пыль, оставляя после себя грязь, куски бумаги, какой-то рвани. В переулках уже стоят моечные автомобили с брандспойтами, со щетками, дожидаясь, когда пройдет колонна, чтобы смыть грязь, оставленную немцами, вернуть московским улицам присущую им чистоту и лоск».

… Вот звери, что рвались к Москве, к ее венцу,

Трофеев жаждая богатых! –

Их по Садовому кольцу

Вели оборванных, немытых и лохматых.

Держа детишек на плечах,

Глядели москвичи на это продвиженье,

Сурово было их молчанье, в их очах

Сверкали ненависть и гордое презренье!

(из стихотворения Демьяна Бедного, опубликованного в газете «Правда» 18 июля 1944 года).

Материал подготовлен по публикациям в открытых источниках.